Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
За окном +43, +45 — и ты спишь голый, как Том Хиддлстон, ходишь по дому голый, будто Том Хиддлстон, и пофиг, что тебе нечем гордиться, в отличие от Тома Хиддлстона. Тут не до ЧСВ, тут "не дай мне Бог сойти с ума". А потом температура воздуха падает до +35 — и сразу холодно. Сразу — одеяло, горячий чай, кошку под бок и желание померять собственную температуру: не случилось ли чего. Мерзляки мы
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Прилетал ледяной дракон. Пытался передать послание от Короля Ночи. Не успел, растаял. Что именно хотел от нас Король Ночи, мы не поняли. У нас один король — Владыка Долгих Дней.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Художественно оформленное пространство вырастает из философской идеи. Архитектор, скульптор, художник могут ничего не знать о философских школах и системах, но испытывают на себе их влияние, неважно, как оно транслируется - через институты власти или кружки вольнодумцев. "Роскошный часослов герцога Беррийского" создавался в пору, когда общество то бросалось в водоворот видений Мейстера Экхарта, то резало себя бритвой Оккама, не в силах выбрать между мистиками и рационалистами. Что есть мир - движение универсальных идей или сумма уникальных объектов? Что есть душа - независимая от тела субстанция или всего лишь организующий тело принцип? Что есть взгляд смотрящего - фиксация материальных очевидностей или познание нематериальных тайн? читать дальше Миниатюры календарного цикла Часослова - хроника непоследовательности, которой буквально дышала "осень средневековья". После захватывающего простора, ритма и любования молодой жизнью в "Июне" нас ждет словно бы срезанный "Июль". Сцены жатвы и стрижки овец производят двойственное впечатление. С одной стороны, тут есть пространство. Кажется, его даже много: фигуры жнецов свободно расположены на прямоугольнике поля: небо за башнями замка, тоже, вроде бы, не дает взгляду упереться в глухую стену. И все же, от "июньской" свободы не осталось и следа. Небо зажато подступающими с двух сторон горными пиками. Оно не плещется бескрайним океаном над землей, а будто "сползает", "утекает" за горизонт, и редкие облака смотрятся островами, проступающими на мелководье. Стройные башни замка утяжелены тщательно прописанным деревянным мостом: деталь любопытная, но лишняя в плане художественном. Овцы на лугу сбились в кучу и загромождают угол миниатюры справа от смотрящего. Нагромождение деталей обычно вызывает чувство тревоги. Используй автор "Июля" этот прием сознательно, мы получили бы "прото-Босха" или даже "прото-Бунюэля". Но художник (Поль Лимбург или кто-то другой, оставшийся безвестным), влюблен в мир и любуется им не меньше творца "Июня". Его восхищает все - от белых замковых стен до ослепительно-синего платья стригальщицы, от трогательных овец, похожих на левреток, до ножниц, которыми их стригут, от шляп жнецов до каменных блоков, поддерживающих мост. Торжество номинализма. Мир как сумма объектов, равно уникальных и равно ничем не объединенных. Готика видела скрепу мира в Боге. Возрождение углядит эту скрепу в разуме идеального человека. "Осень средневековья" не знает, чему отдать предпочтение, и чередует философские и художественные приоритеты как месяцы в календаре.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Кто за летний флешмоб? Разомнемся? Суть: назовите литературных персонажей, с которыми вам хотелось бы побеседовать. Условия: — число персонажей неограничено; — берем только литературных героев (песни, комиксы, кино пока исключаются); — обязательно рассказать, что вы ждете от этой беседы.
Мой список открывает Тристрам Шенди, джентльмен из романа Стерна. Человек, с которым можно говорить бесконечно в прямом смысле слова, прерываясь в любую минуту и на любом месте, не заботясь, что не договорил важное — ведь никто не возьмется определить, что именно понимать под важным. Мы бы спорили о влиянии имени человека на его характер, кидались бы чертить тростями на полу фасоны шляп и линии судьбы, пытались реанимировать стынущий чай, сочинили бы роман и бросили его на полуслове, потому что... потому что так интереснее. Еще один идеальный собеседник в моих глазах - диккенсовский мистер Пиквик. Милый, безупречно вежливый, мгновенно загорается идеей, а еще у него есть исключительно редкое качество — он умеет не только говорить, но и слушать. И, наконец, Азирафель из "Благих знамений" Нила Геймана и Терри Пратчетта. Во-первых, любит жизнь. Кроме того, знает и ценит старинные книги, держит букинистический магазин. Нам есть, о чем потолковать! Но, главное! — разговаривая с ним, я не смогла бы отказать себе в удовольствии задавать вопрос: "Какого черта, мистер ангел?" Ладно, я спрашивала бы немного по-другому: "Какого Кроули?" Смущался бы он при этом ничуть не меньше. Вот такое у меня выходит английское чаепитие. Делитесь вашими предпочтениями!
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Дядьке Глену — шестьдесят. По-прежнему бодр, весел, снимается в сериалах, играет на гитаре, улыбается во всю рыжую щетину. Знаменитый теперь — даже на ташкентском радио вспомнили про его день рождения. Больше тебе славы и успехов, дядька, новых тебе больших ролей, пусть жизнь радует тебя, а ты радуй нас.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Простор, легкость, естественное, с переходами из одного тона в другой, небо, естественный ритм, в котором движутся персонажи, главное же — любование человеком, "венцом всего живущего", и миром вокруг — всё это делает "Июнь" из "Роскошного часослова герцога Беррийского" такой же квинтэссенцией принципов раннего Ренессанса, как "Май" — принципов готики. На первый взгляд, в миниатюре, изображающей покос, нет ничего принципиально нового: ни обнаженных тел, ни античных богов, ни переосмысления места и роли человека в социуме или мироздании. И все же, по сравнению с предыдущими миниатюрами, она принципиально нова. читать дальше Сюжет летних работ, привычный и традиционный, кочевавший из календаря в календарь, художник использует как материал для воссоздания реального мира. Все предыдущие миниатюры — живописные гностические трактаты, предельно насыщенные символикой, подразумевающие множество смыслов. Зритель буквально проваливается в них, оказываясь в лабиринте толкований живописного шифра. "Июнь" прозрачен, ясен и возрожденчески прост. Можно и здесь искать и найти символы — не символического искусства, видимо, вообще не существует — но очевидно, что автору "Июня" ближе не метафизика, а физика реального мира. Ему интересно, как располагаются по отношению друг к другу ближний и дальний планы, и как можно развернуть на них действие. Его интересует согласованность движений работающих людей, и как ее изобразить. Он замечает, что небо меняет цвет от зенита к горизонту. Он тщательно выписывает плывущую по реке лодку, тонкие ветви деревьев, камизы (рубахи) косцов и платья женщин, собирающих скошенное сено в стога. Любопытная деталь: косцы на миниатюре показаны полуголыми, а с точки зрения той эпохи они фактически обнажены. А вот головы их покрыты, и не только потому, что стоит летняя жара и солнце в зените. Выйти на полевые работы без штанов было делом привычным — одежду берегли, изнашивая часто до лохмотьев. Появиться же на людях с непокрытой головой считалось позором и утерей статуса что для женщины, что для мужчины. Действие, как и на всех миниатюрах календарного цикла в этом часослове, разворачивается на фоне замка. На этот раз художник изобразил королевский дворец в Париже и одно из самых красивых сооружений эпохи готики - королевскую часовню Сен-Шапель. Сам же покос происходит на маленьком острове посреди Сены, одном из двух, существовавших до XVI века (они были засыпаны при возведении Нового моста в 1578-1604 годах). Возможно, в "Июне" изображен остров Жюиф и сельская идиллия показана там, где не так давно по приказу короля Филиппа Красивого сожгли великого магистра ордена тамплиеров Жак Молэ со своими соратниками. Увидеть остров и королевскую резиденцию так, как они даны на миниатюре, можно было из окон Невильского отеля в Париже, принадлежавшего герцогу Жану Беррийскому. И это тоже одна из примет Возрождения - поделиться со зрителем не сном, видением, грезой или размышлением над святой книгой, а тем миром, что просто открывается из окна.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
День летнего солнцестояния, в отличие от пышноцветущего весеннего равноденствия или шумных и блестящих новогодних праздников, не признает украшений, созданных человеком. Только роскошь самой природы. Аметисты цветущей мяты, турмалины венчиков клевера, цитрины и шпинель созревшей черешни, иррациональная белизна раскрывшегося каперсника, в сравнении с которой даже жемчуг кажется серым. Счастливых вам снов в самую короткую летнюю ночь!
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Два дня назад обнаружила, что два моих фанфика получили награды от читателя. Мало того, что я давно не получала этих самых наград и, честно скажу, соскучилась по ним, так еще читательский выбор поразил в самое сердце. "Возвращение"ficbook.net/readfic/6181076 и! — "Дорога Ночного Солнцаficbook.net/readfic/9317684. Вот это последнее поразило. Если "Возвращение" основано на изначально выигрышной теме, то "Дорога" — практически оридж, полностью выдуманная история с эпизодическим героем в главной роли. И этот практически оридж получает награду от читателя, явно не понаслышке знакомого с миром "Звездных войн". Мне третий день из всех углов светит слово "счастье". Все-таки не зря я написала этот фанфик.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Фотографировать тень человека - тот еще квест. Главная трудность не в том, что для этого требуется определенное время дня. И не в том, что для этого вообще требуется время — прохожим и проезжим приходится терпеливо ждать, пока я хожу вокруг них и прошу повернуться то так, то эдак. Главное — уговорить этих самых прохожих. Люди испытывают безотчетный, но отчетливый страх в ответ на просьбу сфотографировать их тень. Мы до сих пор отождествляем тень и душу, игнорируя века монотеизма. Правда, находятся смельчаки, и вот им огромное спасибо за отвагу. Ведь интересно увидеть нас и такими, правда?
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
К нам пришел Владыка Долгих Дней. О его появлении возвестили боевые рога грома, и над городом промчалась конница князя Ветра, пополам сгибая молодые деревья. А утром на улицы и дома обрушились потоки расплавленного золота. Не было такого тайника, чердака или подвала, в котором можно бы спастись от беспощадно прекрасной лавы. Золото покрыло лица людей и спины котов, лепетски роз и клювы скворцов, золото сверкает в воробьином чириканье и воркованье голубей, золотом отдают капоты машин и бидоны молочников, золото струится из шлангов, когда вечером мы поливаем сады, золото бьет по глазам, отражаясь от окон соседнего дома. Теперь до самой осени мы — призрачные жители Золотого города, верные служители Владыки Долгих Дней.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
"Май" - самая красивая и одновременно самая архаичная из календарных миниатюр "Роскошного часослова герцога Беррийского". Забыты не только тени и простор "Марта", но и наивная "многоугольная" перспектива апрельского обручения. Фигуры и пейзаж строго одномерны, "Май" смотритс не картиной, пусть и миниатюрных размеров (чего зритель вправе ожидать от книжных иллюстраций XIV-XV веков), а гобеленом. Чистейшая высокая готика. Однако это возвращение к готическим принципам изображения после ренессансных "Февраля" и "Марта" - не шаг назад, а, пользуясь определением Эрвина Панофского, использование прежних форм для решения художественной проблемы. читать дальшеГлавной философской и художественной проблемой искусства средневековья являлось осмысление единства мира. Собственно, в этом и состоит главная заслуга средневековых архитекторов, иконописцев, миниатюристов, поэтов и музыкантов - они подарили нам ощущение мира как некоей цельности, одухотворенной и освященной Богом. Отсутствие перспективы в нашем понимании в искусстве готики означает всего лишь другую перспективу - невещественного света, в котором растворяются тени, тело теряет объем, становясь, по сути, бестелесным, а дальнее и близкое уравниваются, ибо для небесного света нет расстояний. Эта концепция предельно ощутима, даже образ Солнца, присутствующий в тимпане каждого изображения месяцев, смотрится не "технической" частью календаря, а аллегорией светоносной силы, объединяющей мироздание. С точки зрения средневекового богослова или художника мир настолько един и осиян свыше, что с точки зрения современного человека может восприниматься только как сказочный. И в этом сказочном мире движется сказочная процессия - идеальные, утонченные, неземные дамы и кавалеры, которых легче принять за эльфов Летнего Двора, чем за людей, отягченных плотью и вполне предсказуемыми недостатками. И все же, это вполне земные, реальные люди - в крайнем слева персонаже исследователи видят самого Жана Беррийского, в даме, возглавляющей процессию - жену герцога, Жанну Булонскую либо его дочь, Жанну Беррийскую (и тогда кавалер в красно-бело-черном наряде оказывается ее женихом, герцогом Бурбонским). Даже одеты эти земные персонажи в наряды своего времени, а не в условные эльфийские одеяния. Персонаж на переднем плане, обращенный к зрителю спиной, красуется в великолепном темно-синем упелянде - верхней одежде для торжественных случаев, отличавшейся расширенными книзу рукавами, настолько длинными, что иногда они волочились по земле. Едущий рядом персонаж в разноцветном (красное, белое, черное) костюме демонстрирует шаперон - головной убор, который мог иметь форму тюрбана или берета со свисающим на плечо длинным шлыком. Независимо от фасона одежды и головных уборов, все участники процессии украшены венками и гирляндами из молодых зеленых веток и листьев. Деталь неслучайная - на миниатюре изображено так называемое майское шествие, или празднование первого майского дня. Встреча первого дня мая - традиция, восходящая еще к языческим временам. Соблюдали ее и крестьяне, плясавшие вокруг "майского дерева" (коим обычно выступал шест, украшенный зелеными ветками), и владетельные сеньоры, состязавшиеся в пышности коннных ристалищ, рыцарских и поэтических турниров и пиров на открытом воздухе. На такой праздник направляется эльфийский Летний Двор, прикинувшийся двором герцога Беррийского - существа, светящиеся словно лиможская эмаль, на фоне тихо мерцающего леса, чьи деревья напоминают древнюю вышивку, и тонущих в глубоком синем сиянии башен замка Риом в Оверни.